Зоркость борзых - это не только отличное зрение, но и неослабевающее внимание, и умение мгновенно заметить зверя, где бы он ни вскочил. К зоркости относится также и способность не потерять зверя на скачке, в высокой траве, оврагах и т. п. Зоркость борзой позволяет ей заметить зверя на таком большом расстоянии, на каком собаки других пород его не разглядят, а человек увидит лишь если у него с собой бинокль. Зоркая борзая иногда в бурьянах преследует зверя, не видя его, а лишь догадываясь, где он бежит по колебаниям верхушек травы или по его мельканию изредка в куртинах бурьяна или тростника на пересохших болотинах.
Зоркость борзых
Зоркостью высокой степени обладают в особенности энергичные, сильные собаки, которых не может утомить постоянное строгое наблюдение за полем до появления зверя, а тем более их не затруднит наблюдение за зверем во время скачки, старание не упустить его из поля зрения или ловить малейшие признаки его движения, если он будет скрыт растительностью или складками местности. Лучше любых описаний и объяснений даст понятие о зоркости пример из жизни.
Октябри 60-х годов я отдавал испытаниям борзых по вольному зверю в разных полустепных и степных областях. А тот характерный случай был в Ульяновской области. Испытания шли по порядку, день за днем, и в предпоследний день одна хортая сука начала свою работу отлично, но довести ее до конца так же хорошо ей не удалось. Работать ей пришлось-в паре с кобелем другого охотника. Равняжка, в которой шли полями две полные своры по три собаки и эта пара, двигалась по широкой стерне, а ограничивали поле спереди и справа балки, поросшие кустарником.
Прямо против пары, в которой шла та хортая, поднялся матерый, уже наполовину выцветший русак. Хозяин Лерки, высокий, плотный Петраков, и Пшенкин, владелец Разлета, напарника Лерки, сбросили собак со сворок, и обе заложились по русаку, катившему стерней, как по столу. Лерка оторвалась от туповатого Разлета и, показав отличную резвость, на первых же полутораста метрах швырнула зайца угонкой вправо. Пока Разлет срезал угол, Лерка вновь насела на русака и дала ему еще угонку. К этой угонке Разлет подоспел, да так неладно, что со всего разгона ударил грудью Лерку, сбив ее с ног. Сука так и покатилась по стерне, да еще с визгом. Пока она выправлялась, русак уже подкатил к балке и буквально из-под носа у резвой Лерки скрылся в кустах.
По этой скачке мне и моему товарищу по судейству нетрудно было судить о ценности Лерки, но особенно высокий диплом не дашь,- русак-то ушел! Ну и дали мы ей диплом 3 степени, расстроив Петракова, который, видно, хорошо разбирался в работе борзых, высоко ценя свою суку.
Петраков просил пустить Лерку еще раз. Мы рады были бы исполнить эту просьбу, да еще оставались неиспытанные собаки. У того же Петракова были записаны на испытания два кобеля-первоосенника - сыновья Лерки. Ну я и пообещал дать Лерке еще работу, если останется время; второй судья кивнул.
На следующий день было выведено на испытания восемь собак, две сборные своры (собаки разных владельцев) и пара петраковских молодых. Девятой повел Петраков уже расцененную Лерку. Переиспытать ее стоило. Но как же владелец станет водить свою тройку в полях и как, пустив молодых работать, удержит Лерку?
- Ничего, ничего! Молодых на своре поведу, а Лерку сзади к поясу привяжу, да ведь она умница, послушная.
Две своры отделались быстро по прибылым русакам. Одного поймали, а другому повезло: скрылся в убранном подсолнухе, будылья которого подорвали резвую скачку. Затем, как это случается на каждых испытаниях, долго искали зайца впустую. Наконец мы с Петраковым попали на поле свекольника, лишь начатое уборкой. День был воскресный, и люди отдыхали, а на поле было пестро: где свекольник не тронут, где свекла в кучках — не успели вывезти, где голые площадки. Тут и поднялся русак, как говорится, «из молодых да ранний» - довольно крупный, но еще весь серый. Поднялся он недалеко — метрах в двадцати, но отпускать его было невозможно — он скрылся бы в свекловичной ботве. Второй судья, верховой как и я, ехал стороной. Совещаться — зайца упустить. И я скомандовал Петракову: «Пускай!». Молодые даже с визгом рванулись за русаком, но, проскакав каких-нибудь полсотни метров, потеряли зайца. С лошади мне было видно, как он то появлялся, где ботва была реже, то скрывался в ней. Ну ладно— я видел сверху, с коня, а как ухитрялся следить за русаком Петраков? А он все старался ободрить неопытных кобелей, беспомощно совавшихся туда-сюда.
Петраков взмолился:- Давайте, пущу!
Это он о Лерке. Да чего пускать? С подъема — и то не могла видеть. Взглянул я на нее, а она воззрилась куда-то и натягивала веревку. Неужели что-то видит, улавливает?
- Пускай!- скомандовал я.
Пока он развязывал затянувшийся узел, вовсе уж загораживая от Лерки воображаемый путь зайца, тот выбрался из свекольника на стерню метрах не меньше чем в сотне от нас и помчался на изволок, став там на затравянелый межник, отделяющий взмет от хорошо зазеленевшей озими.
Наконец узел развязан, и Лерка вихрем помчалась по свекольнику. Не успел бы и ахнуть, как она — вон уже на чистине, вон взлетает на межник. И я просто не знаю, то ли хортячка была невероятно резва, то ли заяц там на пологом подъеме считал себя уже в безопасности, но она после столь дальней доскачки приспела к русаку и, бросив его угонкой на пашню, сама очутилась там. Русаку, видно, неудобно было скакать по пластам, и он повернул к славному межнику. Как сумела Лерка, не знаю, может быть, кроме резвости, она была и мудра, но не успел заяц проскакать межником два-три десятка метров, как очутился в зубах у собаки.
Ну, за такое чудо не жаль дать и диплом первой степени! В этой скачке хортой суки была и лихая резвость, были и отличная изворотливость и сметка. Но главное, что показала прекрасная борзая,- это была поразительная зоркость.